Клэр переносила все эти пересуды с удивительным присутствием духа. Она была только одной из многих, кто оказался жертвой очарования и целостности личности Мануэля. Разве можно было бороться с таким несчастьем? Поэтому, перенося его, следовало брать пример с нетерявшей достоинства Инез, которая не расставалась со своей иглой, просматривала журналы и строго следила за своей корреспонденцией.
Но вот настал день, когда Клэр узнала о причине такого усердного обмена письмами. Обе женщины обедали на этот раз вместе с сеньором.
Сеньор сделал два бутерброда для Клэр, один с красным джемом, а другой с белыми кусочками цыпленка. То же самое было сделано для Инез, которая молча и сосредоточенно смотрела в свою тарелку. Тон ее высказываний был неторопливым, но ей не хотелось встречаться глазами с Клэр, которая сидела за столом напротив нее.
— Мы обсуждали многие вещи сегодня утром, таита и я, и пришли к некоторым решениям. Вы помните, что мой брат помолвлен и собирается жениться?
Левая рука Клэр сжалась на коленях.
— Да, конечно, помню.
— Он просил отца определить дату свадьбы, причем как можно скорее. Поначалу мы намеревались лететь в Опорто для участия в церемонии, покинув остров на неделю. Мы, естественно, оставили бы вас здесь, предоставив заботам Энрике и Жозефа. Но по ряду причин мы изменили наши планы. Здоровье таиты значительно улучшилось, и до тех пор, пока он не слишком активен, ему не повредит жить в Португалии. Существует, кроме того, и другая проблема: на кого мой брат оставит дела на то время, пока он и его молодая жена отправятся праздновать… вы называете это медовый месяц. Поэтому мы решили закрыть Каза-Венуста и возвратиться в Опорто навсегда.
Это было потрясение, к которому Клэр совершенно была не подготовлена, и ее мозг отказывался переварить такое множество обстоятельств, которые неожиданно сваливались на ее голову.
— Значит, вам не хочется покидать остров? — спросила Инез ровным голосом.
— Нет… я не поеду в Португалию.
Звук собственного голоса придал Клэр смелости.
— Мне, конечно, хотелось бы посетить вашу страну, но я окажусь там совершенно чужой, к тому же мне необходимо зарабатывать на жизнь, вы знаете.
— Вы будете жить с нами.
— Вы и сеньор очень добры ко мне, но этого может не получиться.
— Вы имеете в виду, — говорила Инез совершенно бесстрастно, — что здесь, на Святой Катарине, у вас есть опекун, который не только говорит на вашем родном языке, но и понимает вас; в Опорто у вас не будет английского друга. Мы принимаем это во внимание и понимаем, что решение может быть принято только вами. Планируем отправиться в конце следующей недели, обычным рейсовым самолетом, а потому у вас есть несколько дней, чтобы все обдумать.
Ленч болезненно медленно подходил к концу. Инез сделала знак слуге, и сеньор, извинившись, поднялся к себе в комнату.
Инез не последовала за ним, как обычно. Она, несколько поколебавшись, остановилась в арке холла ровно настолько, сколько было необходимо для того, чтобы произнести следующую тираду:
— Я не хотела этого касаться в присутствии таиты. Вы и я — не враги, Клэр, и я никогда не буду сожалеть о том, что мы привезли вас на остров. Вы научили меня гораздо большему, чем вы думаете. Я не хотела, чтобы вы думали, что я ревную вас за вашу привязанность к… Николасу. Я бы ничего не хотела лучшего, как оставаться с вами друзьями навсегда, но… вы же не лишены здравого смысла. Существуют вещи… — она уже собиралась уходить, но затем добавила: — Не следует так печалиться. Жизнь постоянно меняется.
Оставшись в одиночестве, Клэр направилась в сад. Инез было двадцать семь, почти двадцать восемь; к этому времени она, вероятно, выработала такие устои в жизни, которые помогают ей преодолевать разочарования и боли сердца. У нее, кажется, существуют неограниченные резервы самоконтроля. Но ее разочарование казалось таким ненужным, такой ужасной потерей.
И вдруг острая мысль пронзила мозг Клэр. Как воспримет Николас известие об отъезде семейства Сарменто с острова? Не долго думая, Клэр направилась по каменистой дороге в сторону города.
Она предположила, что Николас должен был, несомненно, находиться в рабочем лагере в верхней части улицы.
Клэр уже почти дошла до склона, ведущего к набережной, когда откуда-то из-за города раздался глухой рокот, эхо от которого уходило раскатами в глубину моря. Строители начали взрывать скалистые стены узкого прохода на другой стороне центральной улицы. Ей, конечно, могли не разрешить приблизиться к месту расположения рабочего лагеря, чтобы переброситься несколькими словами с Николасом.
Но беспокойство заставило ее поторопиться и пренебречь опасностью.
Улочка, по которой она решила пройти, была перегорожена колючей проволокой от новой дороги, и прямо перед ней возник большой щит с объявлением: «Опасно. Ведутся взрывные работы». На португальском языке это предупреждение совсем не звучало комично. Тем не менее она подлезла под проволоку и осмотрелась.
Этот участок дороги был прямым и лишенным деревьев. Примерно в полумиле отсюда группа мужчин грузила в большой фургон, запряженный мулами, глыбы от скал, разрушенных недавним взрывом. Пыль все еще висела над ними густым облаком. Ближе, почти у края дороги, на свободном пространстве стоял полотняный шатер. Это, несомненно, была переносная контора Николаса, о которой она много раз слышала, но до сих пор ни разу не видела. Она лихорадочно устремилась к нему, страстно надеясь застать его на месте.