— Мануэль вместе с доктором в спальне, — сказал он. — Прошу вас, не волнуйтесь.
Инез стояла, напряженно выпрямившись, около стола спиной к молодому португальцу, сжав перед собой руки. Сначала единственная слеза наполнила ее глаз и скатилась вниз по щеке, а за ней последовала другая.
С бьющимся сердцем Клэр сказала Родриго о том, что ей пришло в голову:
— Мне бы очень хотелось чего-нибудь попить. Не попросите ли вы слугу принести из кухни воду и стаканы?
Вероятно, Родриго самому хотелось как можно скорее выбраться из этой комнаты, где все говорило о несчастье, а может быть, он высоко оценил ее собственную жалость по отношению к Инез; во всяком случае, он не появлялся несколько минут. Доктор и Мануэль вошли в гостиную еще до его возвращения.
Доктор продолжал давать советы:
— Покой и эти таблетки. Я приеду завтра утром. Вы обещаете, что кто-нибудь проведет сегодня ночь рядом с ним?
— Заверяю вас, доктор, — ответил Мануэль, — за ним будут ухаживать с полным соблюдением ваших предписаний.
— Я сейчас поеду к себе в операционную. Немедленно меня известите, если возникнет хоть малейшая необходимость. До свидания, сеньор.
Мануэль поклонился ему у дверей и тотчас же закрыл их, как только он вышел, затем возвратился на середину комнаты и сначала посмотрел на Клэр.
— Я очень сожалею, что вам приходится пережить все эти печальные события, — сказал Мануэль несколько официально. — Родриго, надеюсь, сообщил вам, что ранение довольно серьезное, но не слишком опасное.
— Он… в сознании?
— Да, но ему сейчас дали снотворное. Он вот-вот заснет. Я послал за вами, потому что вы ему почти родственница, и думаю, совершенно правильно, чтобы вы об этом знали. Вы можете зайти к нему, если пожелаете.
Прежде чем Клэр смогла что-то ответить, Инез быстро подошла к нему, без всякого стыда заливаясь слезами. Машинально она вытирала их концом ленты от шляпы.
— Мануэль… Я бы хотела видеть Николаса.
Клэр увидела, что выражение его лица изменилось, стало твердым и сосредоточенным. Он устремил на Клэр прямой и проникновенный взгляд, а затем снова перевел его на Инез. Было очевидно, что он пытается разобраться в ситуации: Инез бледная и совершенно откровенная в своем горе, Клэр тоже бледная и крайне опечаленная.
Низким голосом Клэр произнесла:
— Инез должна идти первой.
Следующие несколько секунд он не знал, что ему сказать. Потом ласково улыбнулся Инез:
— Не надо плакать, моя дорогая. Николас расстроится от следов слез. Вторая дверь.
Инез достала носовой платок, прижала его к глазам, а затем снова сунула его в свою сумочку и, сжав губы, которые все еще дрожали, вышла из комнаты.
Воцарилось молчание. Выражение лица Мануэля, устанавливающего стул перед Клэр, было мрачным и озадаченным.
— Да! — отметил он как бы про себя. — Значит, вы обе… Интересно, чем же все это завершится!
Родриго принес поднос со стаканами, кувшином с водой и тарелкой с лимонами. Мануэль извлек бутылки и сифон из шкафа и разлил по стаканам спиртное.
— Никакого виски для меня, — сказала Клэр. — Чистой воды, пожалуйста.
— Выпьете виски с водой, — ответил он, — и с долькой лимона.
— Сеньор…
— Вы примете виски, — повторил он настоятельно и протянул ей стакан.
Клэр сделала несколько глотков, держась за один из подлокотников кресла, чувствуя себя странно опустошенной.
Мануэль быстро осушил свой стакан, а затем снова наполнил его и придвинул другое кресло. В уголках его глаз виднелись усталые морщинки, но лицо не отражало никаких эмоций, хотя он очень переживал за Николаса. Ей так хотелось сказать ему что-нибудь нежное, что бы облегчило страдания их обоих. Если бы они остались вдвоем, она бы на это решилась и перенесла бы любые последствия.
Резко, почти цинично он бросил ей в лицо:
— Попытайтесь успокоиться, Клэр. Было бы лучше, если бы вы тоже могли расплакаться, но следует высоко оценить тот факт, что вы до мозга костей англичанка и будете всегда сдержанны при других. Это не важно. Допейте виски и расслабьтесь.
В присутствии молчаливого третьего ничего не оставалось, как создать видимость, что она подчиняется его приказу.
Тем временем Инез, несколько поколебавшись перед входом в спальню, повернула бесшумно ручку двери и вошла. Она смотрела сверху вниз на продолговатое аскетическое лицо, на темные волосы на подушке, его шею между отворотами его пижамы. Он уже спал.
Очень нежно она наклонилась вперед, чтобы коснуться его волос, которые все еще были влажными от дождя. Потом, затаив дыхание, она обнаружила у него на щеке свежую ссадину, ярко-красную опухоль и синий кровоподтек. Она издала слабый стон и осторожно коснулась их тыльной стороной своей руки, и поскольку он оставался недвижим, она наклонилась и прислонилась к нему своей щекой.
— Инез!
Она подавила восклицание и медленно выпрямилась. Его глаза были полуоткрыты — он рассматривал ее. Как она была неосторожна, разбудив его!
С трудом дыша, он сказал:
— Как странно, что вы здесь. Я думал о вас, Инез.
— Вы думали обо мне? — нервно она стала поправлять завернувшуюся простыню. — Но это же хорошо.
— Нет… Это плохо. Это всегда было дьявольски трудно… Не усложняйте этого.
Взволнованная, она пробормотала:
— Вы не знаете, что вы говорите. Я хочу лишь, чтобы вам было хорошо, мой бедный Николас. Вы должны успокоиться и попытаться заснуть.
Снотворное для него было, видимо, очень сильным, его веки снова опустились. Она положила на его руку, лежавшую поверх одеяла, свою собственную и напряженно смотрела в просвет окна, где все еще шел дождь и начинали опускаться ранние сумерки. Его рука двинулась и слабо сжала кончики ее пальцев. Вскоре он спал глубоким сном.